Год Моцарта не закончился! Таким удивительным сообщением давно уже не баловали знатоков календарей. Как это не закончился? Ведь годом Моцарта в Аугсбурге был объявлен год уже прошедший, 2006-й? «А вот и не закончился!» - ответили ещё большие знатоки. И объявили год 2007-й тоже годом Моцарта. Только другого - чёрного. И год седьмой вдруг оказался родственником года шестого, и Моцарт - бессмертный Моцарт!- снова явился в майские дни озадаченным горожанам, как будто бы и не уходил. Снова на плакатах и вездесущих стендах появилась загадочная маска, надетая на бесчисленных персонажей в разнообразных костюмах, снова прыгнула в руки красочная программа майских концертов - в том же самом твёрдом переплёте, так запомнившемся любителям музыки и зевакам на Ратушной площади. Но кто же он, загадочный герой, кого послала судьба на смену зальцбургскому волшебнику? И какова связь между самозванцем из года седьмого и почтенными оригиналами из недавнего прошлого?

Шевалье де Сент-Джордж при своей жизни никак не мог предполагать, что в 21-м веке, в городе Аугсбурге, его возьмут и назовут «Чёрным Моцартом». Во-первых, он никакого Моцарта не знал. Во-вторых, о столь отдалённых временах никогда не думал. Сын французского дворянина и чернокожей рабыни, Йозеф де Болон родился на острове Гваделупа, в далёкой колонии, под солнцем, совсем не похожим на солнце Аугсбурга. В возрасте 8 лет родители привезли его в Париж. Мальчик скоро нашёл себе занятие, которому отдался со всем пылом незаконнорожденного, только это была не музыка -шевалье увлёкся фехтованием. Искусство «наносить удары, не получая их», тренируя точность движений и скорость руки, всецело захватило честолюбивого мулата. В этом, самом благородном из дворянских занятий, он видел свой шанс быть, если не любимым, то хотя бы признанным в обществе, где к бастардам относились с нескрываемой неприязнью. Годы шли, и в своих занятиях Йозеф достиг выдающихся успехов: он победил на 4-х крупных турнирах и прославился на всю Европу. Начало же музыкальных занятий молодого дворянина теряется в никем не отражённых минутах тишины, вдали от фехтовальных залов. Музыкальные способности он, в отличие от другого Моцарта, разглядел в себе сам - и постарался развить без всякого внешнего влияния. Кто знает, как повлияли на влечение к музыке бесчисленные упражнения фехтовальных поединков, когда в напряжении ближнего боя можно было доверять только чутью и твёрдости духа? Сосредоточенность и интуиция так же свойственны фехтовальщику, как и композитору, а то, что дано при рождении, может долго спать, дожидаясь своего часа. Людовик Шестнадцатый был превосходным краснодеревщиком и кузнецом, так почему же фехтовальщику Сент-Джорджу не оказаться музыкантом? В 1772 году, в возрасте 27 лет, шевалье даёт концерты в Париже: со своими собственными сочинениями для виолончели. Вилончель - один из самых сложных и богатых инструментов как в соло, так и в оркестре, и владение ею уже тогда считалось признаком и таланта, и мастерства. Три с половиной октавы – огромное пространство для прогулки по всем музыкальным угодьям, и шевалье с успехом этим воспользовался. Настрой на одну октаву ниже альта дал ему «путёвку в жизнь», создав известность в придворных кругах. Но одной виолончелью его успехи не ограничились: судьба звала его дальше. От виолончели он перешёл к скрипке, благо родственные связи этих двух инструментов значительно облегчали путешествие в новую тональность. Дальше - больше. Шевалье освоил также искусство дирижёра - и уверенно занял место в плеяде самых талантливых музыкантов своего времени. Знатоки музыки знают, что искусство дирижёра - искусство открывать новое в хорошо знакомом, и Сент-Джордж, с его чутьём музыканта и интуицией фехтовальщика владел этим искусством в полной мере. На протяжении почти 15 лет его имя гремело в Париже, а сонаты его сочинения пользовались заслуженным успехом среди знатоков. Соната конца восемнадцатого века, состоящая из нескольких частей в контрастных темпах, как нельзя лучше подходила порывистому характеру южанина де Болона. 14 концертов для виолончели, симфонии и скрипичные концерты дали ему славу, которую не смогли разрушить придворные интриги расистки настроенных недоброжелателей. В 1785 году, на вершине известности, в расцвете таланта, шевалье возглавил лучший из парижских оркестров. С этим оркестром он ввёл в музыкальную жизнь Европы симфонии Йозефа Гайдна, ставшие знаменитыми именно после его исполнения. Никто не понимал тогда лучше Гайдна тонкости сочетания инструментов в оркестре, и никто, наверное, не смог бы лучше впечатлительного Сент-Джорджа их передать. Но талант музыканта совсем не похож на таланты буржуа - и несмотря на славу, несмотря на неслыханные гонорары, шевалье, увы!, оказался весь в долгах - точь-в-точь, как Вольфганг-Амадей. Зато, в отличие от Моцарта из Зальцбурга, Сент-Джордж имел ещё одну профессию, и вот она-то его и выручила. Чтобы расплатиться с долгами, знаменитый дирижёр вспомнил о другом искусстве - искусстве фехтования, и в 1787 году отправился в Лондон: сражаться на крупном турнире с загадочным трансвеститом - шевалье де Еоном. Шпион, солдат и масон, половину своей жизни проживший мужчиной, а половину женщиной, де Еон был опасным соперником для любого фехтовальщика. Его движения были неуловимы, а стиль ведения боя так же непредсказуем, как и его характер. Но судьба оказалась на удивление дружелюбной к выходцу из Гваделупы - и де Еон был повержен!

Казалось, времена благополучия для Сент-Джорджа снова вернулись, но тут уже загремели грозы совсем другой эпохи, предложившей Франции забыть о музыке, как, собственно, и о многом другом - грянула Революция. Но что за диво - и тут не потерялся шевалье! То ли всколыхнулись в нём старые обиды, то ли пришлось подчиниться воле событий, но в году 1792-м мы вдруг обнаруживаем его в Лилле, музыкантом Национальной гвардии. В рядах частей, сформированных из выходцев из южных колоний, он отправляется драться с австрийцами, как будто бы и не было ни славы, ни уважения, ни имени прошедших 15 лет, как рядовой офицер - во главе эскадрона, с флейтой в походном ранце, рядом с порохом и пулями в кожаных мешках. Он уцелел при этом и в боях, и во времена якобинского террора, расплатившись,правда, за южный пыл 18 месяцами тюрьмы. Казалось бы, заключение должно было вернуть шевалье в мир музыки, в мир сосредоточенной тишины и волшебных звуков, но нет!, оказавшись на свободе, неугомонный офицер Северной армии тут же отплыл на родину, освобождать островитян от англичан и рабовладельцев. Два человека: комиссар Конвента Виктор Юг и шевалье Болон – превратили остров в арену кровопролитных боёв. Они вооружили негритянское население и объявили на Гваделупе республику наподобие той, что послала их в это далёкое путешествие. И лишь победа в этой, второй и последней для него гражданской войне, бушевавшей несколько лет под другим, родным ему солнцем, погасили наконец в Сент-Джордже стремление отомстить за насмешки и унижения прошлых лет. В 1797 году шевалье возвращается в Париж, и не только в Париж, но и к дирижёрскому пульту. Сент- Джордж возглавляет оркестр Директории и даёт в Пале- Рояль один концерт за другим. Всё вернулось, хотя, к сожалению, и ненадолго. Жить ему оставалось только два года, но зато они прошли в занятиях куда более достойных его таланта… Сыну рабыни не пришлось увидеть, как в 1803 году войска, посланные Наполеоном, уничтожают негритянскую республику на Гваделупе и восстанавливают рабство.

Судьба шевалье де Болона более, чем достойна приключенческого романа, но вот только одно неясно: при чём здесь Моцарт и при чём здесь Аугсбург? Между тем ответ на первый вопрос сразу же даёт ответ и на второй. Париж - не Вена!- был в 18 веке центром музыкальной жизни Европы. Сент-Джордж во многом определял в своё время стилистические искания своей эпохи - и в орбите его влияния, по мнению знатоков, оказались и Моцарт, и Гайдн. Так это или не так, решать не нам, тут составлена конструкция такой хитроумной логики, что лучше и не спорить. Ну да, конечно, не обойтись и без фактов, но факты всегда пляшут рядом с красивой выдумкой, сосем как рассказ доброй матушки о былых временах. Был, был великий Моцарт в 1778 году в Париже, приобрёл там (судя по его письмам) немало достойных друзей, и, конечно, слушал музыку везде, где успевал, и, конечно, не мог не заметить славного шевалье, да кто бы его и не заметил? Правда, «Парижские симфонии» Гайдна, на которые так часто ссылаются знатоки Моцарта, были впервые исполнены в 1786 году, лет через 8 после визита Вольфганга-Амадея, но что это меняет? Во времена своего парижского сидения «белый» Моцарт даром времени не терял, сочинил, повинуясь вдохновению и духу эпохи, концерты для флейты и арфы, и внёс в свою музыку ощутимые приметы галантного стиля французской культуры - всё это верно. Неторопливый, качающийся ритм медленно плывущей музыки, полной очарования и аристократического впитывания впечатлений, проник, проник тогда в музыку Моцарта, и задержался в ней на многие годы. Возвращаясь из Парижа, он закончит, посвящая эту серию пфальцскому графу, группу сонат, близких по строению и духу виолончельным концертам, столь любимым другим, «чёрным Моцартом». И , наверное, элегантность и меланхолия в одном ряду свойственны и многим сочинениям Моцарта, и духу музыки времён Людовика Шестнадцатого. Правда, произведения, близкие парижской музыке, Моцарт начал писать ещё по дороге из Маннхайма в Париж - и возникшее там искусство диалога инструментов никак не обязано своим возникновением дирижёрскому мастерству шевалье де Болона. Влияние Гайдна на Моцарта сказалось гораздо раньше, чем Моцарт услышал парижские оркестры, и было намного сильнее. Скорее Моцарт внёс в парижский дух искусство венской школы, чем наоборот, да и был он в Париже лишь один раз, и относительно недолго. Но не в этом, конечно, дело, а в том, что год Моцарта, по замыслу руководителей культурной жизни Аугсбурга, вообще не должен кончаться. Мы живём впечатлениями, и искусство их выдумывать и есть главное из искусств, иначе в мире культуры и не бывает. В волне воспоминаний о том, что было, кто будет помнить о сухом остатке фактов, не вяжущихся с легендой? Праздник должен продолжаться и, конечно, в году 2008-м найдётся ещё один то ли предшественник, то ли союзник великого Моцарта: во славу музыки и праздника. Чтобы мы всегда помнили о музыке, а дух Моцарта радовался, глядя на нас из бесконечного пространства и вспоминая Сент-Джорджа, честно говоря, вряд ли особо запомнившегося ему при жизни.

Артур Гутман